Три ступени прощания
Марк Котлярский
|
Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры) Объём: 17095 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Триптих 1. «Одинаковы ваши приметы…» Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы… Осип Мандельштам …В тот вечер, оторвавшись от компьютера, он почувствовал, как его неудержимо тянет в сон. - Я, пожалуй, прилягу, ладно? – сказал он ей, зевнув. - А-а, зеваешь… - улыбнулась она, махнув рукой, - иди-иди, мне надо еще на кухне повозиться… Он лег, укрывшись широким красным одеялом, почитал, затем отложил книжку и провалился в глубокий сон. Следующий день был выходным, потому и сон оказался легким, искристым, наполненным необыкновенной нежностью, запахами цветущего луга и даже какой-то незапомнившейся музыкой, от которой сердце замирало в предчувствие чуда. …Когда он проснулся, часы показывали десять утра. Шел крупный дождь, тяжелые тучи закрывали небо, да еще и ветер ухитрялся завывать, как нашкодивший брошенный пес. Ее, как ни странно, не оказалось рядом; и одновременно с этим он понял, взглянув на постель, что она даже и не ложилась. Он встал, умылся, насухо вытерся банным полотенцем и пошел в гостиную. Она лежала на диване, укрывшись коричневым клетчатым пледом. Он примостился рядом и осторожно и ласково тронул ее за плечо: - Просыпайся, соня, уже десять часов утра. Котенок, вставай… Она вздрогнула от прикосновения, как будто ее ударил электрический ток: - Не трогай меня, убери от меня руки! - Что случилось? – ошарашено спросил он. - Ты прекрасно знаешь – «что», и нечего притворяться! – крикнула она в бешенстве. – Я не хочу тебя видеть, я не хочу тебя слышать! - Подожди-подожди, - пробормотал он, - но вчера еще все было хорошо, вчера… Она посмотрела на него и усмехнулась: - Вчера? Это кончилось давным-давно! Он промолчал. Скорее всего, она была права: все это, в самом деле, давно кончилось. Но он делал вид, что все еще продолжается, и ей нужно было делать вид, что все продолжается – потому что это было необходимо ей самой; она цеплялась за него, как за соломинку, и он был соломинкой, которая вытаскивала ее из одиночества и тоски. При этом она ревновала его, как сумасшедшая, ревновала даже к своей подруге – пухлой и неуклюжей, похожей на заводного мишку. Ревновала только за то, что он как-то написал этой «мишке» письмо по Интернету, выясняя какой-то деловой вопрос. Она случайно узнала о переписке и закатила ему истерику, обвиняя в предательстве. Он попытался ее успокоить, объяснял, что у него и в мыслях ничего такого не было. Но она была непреклонна, она выносила приговор, она вещала наподобие пифии: - Я бесконечно признательна тебе за важные уроки, которые ты мне вновь преподал: не верь, не расслабляйся и не давай другим втягивать тебя в свои игры! Спасибо тебе. И, пожалуйста, не забывай, что когда что-то делаешь втихую, это все равно выплывает наружу. Я сама виновата - опять «купилась» на твои красивые слова. Кстати, это еще один из ценных уроков, преподанных тобой, - не обращать внимания на красивые слова... Так что как ни крути - я тебе за все благодарна. Только вот в навязываемые тобой игры я больше играть не хочу. И не буду. Наигралась уже. Хватит с меня. Все необходимые телефонные звонки ты сделаешь в паре с моей подругой, которой ты все равно звонишь и пишешь регулярно и с которой обсуждаешь те же самые вопросы, что и со мной. Меня только одно удивляет - почему я должна о деловой части вашего интенсивного общения узнавать не от тебя?! Если это только деловые переговоры - то, во-первых, зачем это держать в тайне от меня, а во-вторых, зачем их вести с ней? Если же вас связывает романтическая переписка и телефонные разговоры - то мне здесь тем более делать нечего... Как-то не хочется быть третьей... А вообще-то, даже и не третьей, а пятой, десятой и так далее - сам поставь порядковый номер, тебе виднее, милый… Могу вам только пожелать удачи. Меня, пожалуйста, в свои умные комбинации больше не включай. Договорились?! …Как было сладостно примирение, сколь одинаковы приметы любви и ненависти! Но, может быть, именно с этого все и началось?; может быть, эта череда ссор и примирений и привела к разрыву? Одно он знал точно: ему становилось с ней всё тяжелее и тяжелее, ее придирки становились порой невыносимыми, и спасало только расстояние, хотя и расстояние уже не очень спасало. И весь этот ком, склепанный из страстей, обид, ссор, примирений, и докатился, наконец, до их последней встречи, когда она ненавидящим, чуть хриплым голосом объявила, что между ними всё кончено и пора прекратить ломать эту нелепую комедь. По странной прихоти обстоятельств ему пришлось провести в ее квартире еще три дня; все три дня они не разговаривали, ночевали в разных комнатах, и все эти три дня показались ему самой тяжелой пыткой. 2. До поры до времени Слава Богу, теперь я могу сказать всё, что думаю, не оправдываясь и не подстраиваясь под тебя, как это часто делал в последнее время. С одной стороны, я испытываю неизъяснимое облегчение, с другой – такую же неизъяснимую грусть, поскольку вряд ли можно так просто вычеркнуть чарующие строки наших ошеломляющих отношений. Они действительно были такими. До поры до времени. Пока ты не решила изменить правила игры, пока ты не испугалась той легкости, которой были пронизаны наши встречи. Что послужило причиной твоего отступничества? Возраст, близящийся к критическому? Излишние подозрения? Боязнь потерять меня? Боязнь потерять себя? Как странно все же меняются обстоятельства: еще недавно страсть твоя не знала предела; казалось, еще недавно ты звонила мне среди ночи, признавалась в любви и, захлебываясь словами, плача, исповедовалась в самом сокровенном, рассказывая о том, о чем я даже и не смел подозревать и догадываться. «…только тебе, только тебе, хороший мой, я рассказываю об этом, - говорила ты, - только потому, что ты кажешься мне ангелом, посланным с небес…Нет-нет, молчи, я знаю – кто и зачем тебя послал…» - О чем ты? – недоумевал я. Ты делала глоток вина, затягивалась сигаретой и продолжала свой монолог, не обращая на меня никакого внимания: «…я всегда позволяла любить себя, всегда. Вот и ему, сложенному, как Аполлон, красивому мальчику, который был моложе меня на десять лет, я позволила. Не знаю, зачем я ему была нужна, девчонки вешались на него косяком, а он приходил ко мне. Пять лет длился наш роман, пока я не прогнала его. «Слушай, - сказала я ему как-то, - у меня появился серьезный шанс выйти замуж, а ты мне мешаешь. Уходи!». И он ушел. А спустя год, я узнала, что он утонул, спасая мою подругу – эту великовозрастную блядь! Она давно на него положила глаз, а когда я с ним рассталась, быстренько его захомутала. Они поехали на пляж, был очень сильный шторм, и эта сука вдруг захотела, видите ли, купаться, она захотела купаться, сука! Он вытащил ее, а сам так и не смог спастись, понимаешь?! Но я знаю, он следит за мной с небес, охраняет и, как только мне становится плохо, приходит на помощь. Я тебе не говорила, но мы познакомились с тобой в день годовщины его гибели. Разве это не знак свыше, скажи?!» И ты плакала. Я слышал, как ты плачешь, и мне хотелось сцеловывать каждую твою слезинку, мне хотелось успокоить тебя, укутать тебя в нежность, мне хотелось быть рядом с тобой, мне хотелось дарить тебе сладкие мгновенья секса и счастья. И так оно и было. До поры до времени. Пока вдруг, как в фильмах ужаса, из тебя не полез совершенно другой, не знакомый мне человек. И этот человек сделал все для того, чтобы привести наши отношения к разрыву. Этот человек начинал с самоуничижения: «Да, ты прав - я безнадежно глупа. Если тебе так удобнее и комфортнее - пусть так и будет. Не имеет значения. Очень больно, когда все так странно вдруг рушится... Когда вдруг (в который раз!!!) понимаешь, что ни с кем и никогда нельзя себе позволить расслабиться, быть собой и просто быть. Никаких объяснений с твоей стороны я и не ждала - так что мог бы и не напрягаться. Я уже давно привыкла ни от кого ничего хорошего не ждать…» Это еще полбеды; я заметил вот что: по какому-то странному, роковому стечению обстоятельств (Юрий Арабов назвал это «механикой судьбы»), принося вначале своим возлюбленным высшее – горнее – наслаждение, ты точно так же – в продолжение отношений – оборачивалась для них (возлюбленных) высшим злом, карой. Твой первый муж, за которого ты поспешила выскочить замуж, спился, юный любовник – погиб, во втором супруге после нескольких лет страсти вдруг проснулись садистские наклонности, и он едва не убил тебя… Я не знаю, что будет со мной, но какими удушающими были наши отношения в последнее время?! Мне не хватало воздуха, я задыхался, я жаждал перемены участи. И когда ты почувствовала, почуяла своим ведьминским, звериным чутьем, что я ухожу, ты вмиг стала человеком правил, морали, упреков. Каких только оскорблений я от тебя не наслушался, каких только помоев ты не вылила на мою голову! Я не защищался, я действительно стал уходить от тебя, а твои нападки становились злее и горячее. Ты не уставала повторять, чтобы я, наверное, выучил это наизусть: «И тебя больше нет со мной. Нет!!! Я это знаю, чувствую, ощущаю... Ты ушел. Тебе там лучше будет. Я это знала. С самого начала. Только, пожалуйста, не пытайся мне доказать обратное. Это не каприз и не рисовка. Я это чувствую. Так же, как и ты чувствовал раньше все, что было связано со мной.» Вначале на меня это действовало. Потом перестало. Потом… …Когда-то Андрэ Моруа процитировал своего друга Алена – философа и писателя: «Мало принимать человека таким, как он есть – хотеть его таким как он есть: в этом и заключается истинная любовь…». Протащи эту любовь через заросли, окровавь ее, сдери с нее кожу, заставь кричать, корчиться от боли, но от этого она не перестанет быть л ю б о в ь ю. Прими меня, как есть, прими как человека игры, ловца легкости, искателя впечатлений, но прими, и сквозь проклятья и слезы приди ко мне, оскорби меня, царапай, вой, но люби меня, несмотря на все это. Не опускайся до уровня базарной торговки, не поддавайся инстинктам, которые превращают тебя в старую каргу, изрыгающую банальные проклятия и посылающую на мою голову хулу. Помни о любви, если ты любила; помни о хорошем, если тебе было хорошо со мной. Увы, все хорошее быстро забывается, все плохое, особенно, если его и не было, не забывается никогда. Прощай. Я никогда не отправлю тебе это письмо; может быть, какой-то странной волей случая, игрой хитрой судьбы оно до тебя и дойдет, но это уже не будет иметь никакого значения. 3. Вне игры …Я выкинул фортель: я изменил тебе, и не позаботился намеренно о том, чтобы ты об этом не узнала. Тебе было больно? Но неужели ты не поняла, что я решил дать тебе последний шанс, устроить последнее испытание? Вот он – я; либо принимай меня такого как есть, со всеми зазубринами и огрехами, либо забудь слово «любовь» к чертовой матери! Нет, не так. Я ничего не делал, я ничего не планировал – провидение само позаботилось о том, чтобы ввергнуть тебя в испытание, погрузить в пучину отчаянья, с тем, чтобы проверить, чего стоят твои распаленные чувства и загнанное в силок воображение. Надо ли говорить о провидении? Безусловно. Ибо как иначе оценить тот факт, что я сел за твой компьютер один-единственный раз, и этого раза хватило, чтобы привести события к финалу, предварительно закрутив чуть ли не детективную интригу. И если вначале я пытался провести собственное расследование, дабы хоть как-то пролить свет на твою беспричинную ненависть ко мне, то впоследствии все то же провидение, играючи, подбросило мне разгадку. Сидя в Интернет-кафе, я просматривал переписку со своими виртуальными любимицами и внезапно узрел, что кто-то переписывался с ними от моего имени; бросилось это в глаза еще и потому, что русский текст посланий был «оформлен» латинскими буквами. Когда я вчитался внимательнее, меня бросило в жар: эти послания принадлежали… твоей руке. И тогда я понял, что, воспользовавшись твоим компьютером, по рассеянности оставил переписку на экране, не убрал, как полагается. Вот почему ты взъярилась, прочитав эти многочисленные строки, тронутые флером фривольности, строки, порой перепевающие друг друга; строки, повторяющие изысканные или грубоватые комплименты; строки деловые, перемежающиеся с сексуальными подробностями, способными шокировать кого угодно… Ты взъярилась, и твоя ярь, переборов интеллигентность, инстинктам дала волю, лавой хлынула словесной, лавируя от жаркого жаргона к хлесткой ненормативной лексике. Боже, как ты упивалась стихией языковой вольности!, какие перлы перли, выпирали, как внезапно вскочившие фурункулы, какой яростный гной прорывался в этих злостных словообразованиях. Я чувствовал себя детективом, распутывающим громоздкие узлы повествования, я узнавал твой почерк: вот здесь обида была невыносимой, как зубная боль; здесь она жгла, как крапива; здесь переросла в недоумение; здесь вновь взвихрилась яростью. Мои перепуганные виртуальные любимицы встрепенулись вспугнутыми воробушками, нахохлились непонимающе, ушли в глухую защиту. Они не обиделись, скорее, насторожились, а затем, следуя надменному совету Ахматовой, равнодушно и спокойно руками замкнули слух. Короткого замыкания не получилось, даже пущенная тобою виртуозная брань повисла на воротах в качестве экзотического украшения, не более того. И лишь одна из моих виртуальных наперсниц мельком заметила: «Это ж сколько желчи и мата может излить отвергнутая женщина…». Я – человек игры, я признаю это, но вовсе не для того, чтобы услышать от тебя обвинительный приговор. Он мне неинтересен, как, впрочем, неинтересна и ты в своей морализаторской ипостаси (и куда интереснее и желаннее – ты, вдохновленная властью инстинктов, швыряющая пригоршнями архангелогородские диалекты, где физиология сплелась с психологией; мне интересна ты с горящими от ярости глазами, бешеная в своей страсти, страстная в своей ненависти; как я люблю тебя - э т у, а не т у, которая, по-христиански потупив глазки, строит из себя оскорбленную невинность, жертву; для полноты картины недостает сладостного дыма ладана и высокой ширмочки в темном угрюмом углу; «ныне отпущаеши…», тише… тише…, «батюшка, хочу исповедоваться, грешна, батюшка, поверила ему, а он… соблазнитель, растлитель, виртуальный маньяк»; о, тайна исповеди! – твое лицо становится постным, образ – смиренным, поза – кающейся). Один поэт - мой знакомый, безумный, никем не признанный, прозябающий ныне в какой-то из щелей Кавказского ханства – обронил когда-то таранящие сознание строки: Хрипит простуженная глотка. Но я, набросивши кашне, В толпу ныряю, как подлодка, И замираю в глубине. Зеленый сумрак рассекая, Плыву. Нигде не огонька. И, словно радиосигналы, Во мне пульсирует тоска. Я ныряю в бездонное пространство Интернета, как ловец жемчуга; инстинкт прирожденный – старик-подхалим – выруливает в виртуал; о ритуал рокового ристалища, неизвестность будущего, пикантность ситуации простертого перед тобой пространства. Меня ведет азарт, теребит спортивный интерес, каждый раз, начиная игру, я даже не знаю, чем она закончится. В случае с тобой я оказался вне игры, но это не значит, что она мне наскучила; игра, наполненная легкостью, как бокал шампанского – пузырьками, беззаботно прыгающими вверх – такая игра мне по нраву. Я нежусь в ней, как в ванне, вода в которой пропитана ароматом эвкалипта, а на поверхности плавают легкие лепестки роз. Когда-то ты говорила, что мечтаешь приготовить для меня именно такую ванну, уложить меня туда, вымыть, как ребенка, а затем, не выдержав смутного сладостного томления, нырнуть в ванну и совершить акт любви. Скорее всего, ты начиталась «Палисандрии» Саши Соколова, где ванна предстает чуть ли не вторым «я» главного гламурного героя – Палисандра Дальберга: в ванне совершал он совокупления, в ванне предавался философским размышлениям, ванну всегда возил с собой («из вещей со мною лишь надувная ванна, единственное мое утешение во всех походах»). Перекрестившись, ты ныряешь в ванну, но меня там нет, и, задернув розовую занавеску, предаешься рукоблудию, полагая его не как акт сладострастия, но как акт возмездия человеку (то бишь, мне), променявшему реальные сокращения влагалища на вожделенное вервие виртуала. Однако же вода из твоей ванны все же перекочевала в мой сон, который повторяется в последнее время с завидным постоянством. Вначале это ванна с водой, с лепестками роз, которые плывут по ее поверхности; затем ванна разъезжается, оставляя меня один на один с бесконечным пространством моря. Волоокая вода приятна и легка, я плыву уверенно и быстро… сознание ясное, горизонт отчетлив, Боже, как хорошо!, душа поет, освобождена от оков обыденности… дышится легко… и вдруг…. - сколько бы я ни силился, мне никак не удается схватить вот именно это «вдруг» - вдруг в какой-то момент ситуация начинает резко меняться, вода становится плотнее и плотнее, наподобие какой-то вязкой густой массы, движение замедляется, дыхание сбивается, небо заволакивают тяжелые неуклюжие тучи, солнце исчезает, я хочу крикнуть, но не могу и понимаю, что начинаю тонуть. Каким-то неимоверным усилием воли мне удается прорвать полотно сна и, открыв глаза, убедиться, что это был всего лишь сон. Но странное дело: каждый раз после пробуждения я чувствую, что мне катастрофически не хватает воздуха. © Марк Котлярский, 2008 Дата публикации: 07.01.2008 18:07:20 Просмотров: 3651 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|
РецензииНина Роженко [2009-07-19 14:33:37]
Во мне борются чувство глубокого восхищения, удушливое чувство глубокой зависти - никогда мне не написать так! и чувство оскорбленной женщины, представительницы великого сестринского братства Женщин, про которых Марк знает ВСЕ. Все эти чувства возятся во мне и пыхтят, и неловко мутузят друг друга, как подпившие друзья.
- Брейк! -говорю я со вздохом. Победило чувство глубокого восхищения. Ответить Михаил Лезинский [2008-01-13 23:35:00]
О МАРКЕ КОТЛЯРСКОМ
«Жизнь занимательных людей» Некоторые подробности из жизни замечательных людей В Тель-Авиве вышла в свет книга известного израильского журналиста и литератора Марка Котлярского «Жизнь занимательных людей» Марк Котлярский известен широкой читательской публике как ведущий репортер израильских СМИ. Однако в прошлом году вместе со своим коллегой по перу журналистом Петром Люкимсоном он выпустил книгу «Евреи и секс» , которая , по словам многих Интернет - агентств, стала хитом минувшего книжного сезона. И вот – новая книга , в которой Марк Котлярский решил рассказать о тех , с кем столкнула его строптивая журналистская судьба. И, словно пикируясь с известной серией ЖЗЛ («Жизнь замечательных людей»), автор назвал свое « детище » - «Жизнь занимательных людей» (да и обложку дизайнер и художник из США Павел Шапиро выполнил соответствующим образом, весьма изящно стилизовав ее под связку книг с корешками ЖЗЛ , на каждом из которых красуется название главки). Казалось бы , какая разница? Но, как говорится в известном анекдоте, есть нюанс. « Замечательный» - это известный, положительный, выдающийся. А «занимательный» не обязательно может быть «замечательным»; его могут и вообще не знать , но менее интересным он от этого не становится. Марк Котлярский создал в своей книге целую галерею «занимательных людей»; при этом он вовсе не стремился выдержать какие-то определеные каноны – напротив , он уходит от них, используя как стилевое , так и жанровое разнообразие. Есть в книге и сенсационные материалы, которые сделают честь любому репортеру или интервьюеру: такие, скажем, как интервью с помощником Дудаева (президент Ичкерии) – Вахидом Гильхаевым или беседа с Владимиром Ворошиловым , создателем знаменитой передачи «Что? Где? Когда?» (по трагическому стечению обстоятельств это интервью стало последним в жизни метра). Есть неожиданные откровения людей, ставших объектом внимания многочисленных СМИ всего мира – таких, как Павло Лазаренко или Борис Бирштейн. Но со страниц книги предстают и те, кто предпочитает не афишировать свое имя и род занятий в свете юпитеров: женщина, занимающаяся в Израиле... рэкетом; человек, называющий себя... киллером; проститутка , раскрывающая пугающие стороны своей жизни и жизни своих товарок; актеры, снимающиеся в порнофильмах... Ответить |
|
Отзывы незарегистрированных читателейПетр Ильичев [2008-03-29 18:28:46]
Какая блистательная проза, какой сочный язык!
Знаете, мне кажется, что этот триптих выгодно смотрится по сравнению с очень многими произведениями на этой сайте - здесь есть все, что может восхитить и поразить! Ответить |
|